Егора Покровского наши читатели уже хорошо знают – не только как прекрасного актера и режиссера, но и как пример мужества и преданности своему делу, иногда вопреки всем обстоятельствам. Вслед за спектаклем «По самому по краю», где посредством стихов и песен Владимира Высоцкого зрители узнавали о судьбе самого Егора, в свет выходит спектакль «Скрябин. Божественная поэма». На этот раз – под вывеской собственного театра кукол «Лель». Впрочем, в центре внимания снова – не куклы, а человек с его страстями, соблазнами, стремлениями и крушениями.
Премьера спектакля состоялась в Москве, в электротеатре «Станиславский». Там же мы и побеседовали с Егором.
- Как появился замысел спектакля? Почему именно Скрябин?
- У меня так получается, что на материал для спектакля я натыкаюсь абсолютно спонтанно. Например, мы делали просто тренировочную куклу-лису, вечером с супругой стали баловаться с ней, шутить, и вдруг мне пришла в голову мысль: а почему бы нам не сделать спектакль про лису? Она же хитрая, всех «накалывает», и в конце ее должны проучить. Стал подбирать детские сказки, и в результате в сентябре вышел спектакль «Проделки Лисы Патрикеевны». Мы его с осени показали уже в шести или семи регионах.
Со Скрябиным тоже случилась странная вещь. Я слушал лекции на «Арзамасе» про Серебряный век. А поскольку я человек, имеющий, пусть небольшое, но отношение к музыке, я стал изучать его биографию, музыку слушать и так далее. Потом, «Божественная поэма» - это не совсем классическая симфония. В ней три части: первая – «Борение», вторая – «Наслаждение», третья – «Аз Есмь» - утверждение. Мне это показалось очень символичным.
Кроме того, Скрябин переиграл руку и перебарывал это. Он мечтал создать свою мистерию, я – свою. То есть возникли какие-то параллели: для драматического артиста сломать позвоночник и сесть в инвалидное кресло – трагедия не меньшая, чем для пианиста переиграть руку. И вот это как-то зацепилось и пошло, потом мы стали работать с художником, с хореографом... Мы пытались еще экспериментировать – сделать куклу-Скрябина, раскрыть тему «Скрябин – Блаватская»: если ты отвергаешь Бога, то на этом месте появляется какой-то другой божок.
Я ни в коей мере не склоняю никого ни к какой религии, Бог для меня – это более высокое понятие. Бог есть любовь. И театр – это такая субстанция, которая невозможна без любви. Если ты не любишь своих партнеров, зрителей, к которым ты выходишь, то ничего не получится. От слова «совсем». Еще очень важная вещь – уважение...
В общем, как-то так получается, что сама жизнь наталкивает на материал. Если он тебе близок, если ты им «горишь», то ты можешь и других «зажечь».
- Тогда сколько в твоем герое Скрябина и сколько, собственно, тебя?
- Скрябина, конечно, больше. Я думаю, 30/70 в его пользу.
- Можно ли сказать, что эта работа – смысловое продолжение спектакля по Высоцкому? Там ведь тоже речь идет о преодолении, хождении «по краю»...
- Может, и можно. Но... Предположим, в конце февраля, если все в порядке будет, мы выпустим молодежный кукольный стенд-ап «Пушкин, Твиттер, Инстаграм». Это абсолютно из другой серии, хотя там тоже Пушкин: мы попробуем сделать его стихи и в рэпе, и в роке, и поиграть с куклой... Наверное, мне интересна тема таких личностей, которые что-то оставляют после себя, их борьба. Это же очень неоднозначные люди. Святыми их не назвать, подлецами тоже.
- Если бы они были святыми, они бы не были великими художниками...
- Да, но для меня важнее их творческое наследие, та глубина, которая в нем заложена. И Пушкин, и Высоцкий, и Скрябин – там копать и копать! Это целый мир. Наверное, можно сказать, что это одна серия, но Высоцкого ставил не я – я там только играю, а ставил папа. Сценарий и свет - тоже его. А здесь я – полноценный автор: и текст, и режиссура, и главная роль. Свет тоже придуман мной – я сам прописывал 27 позиций изменения света за 50 минут, это очень много. И, конечно, такой спектакль возможно показать далеко не во всякой школе или доме культуры. Потому что свет в этом спектакле категорически важен, без него все это не сыграет ни черта.
Что ждет этот спектакль – я не знаю, но это был такой порыв души, я просто чувствовал, что это надо сделать.
- Расскажи о команде, с которой ты работал над ним.
- Хореография – Алексей Кривега. Это артист и хореограф саратовского ТЮЗа, также он ставил танцы в немецком театре, в Оберхаузене. Мы с ним из одной мастерской - он тоже ученик Александра Григорьевича Галко, только он окончил театральный факультет раньше, чем я туда поступил. Сделать танцы на коляске, тем более на маленькой площадке – это очень сложно, это действительно большой труд. Мы репетировали с утра и до позднего вечера.
Художник по костюмам, по гриму – Александр Зеленюк, Москва. Это уже вторая наша совместная работа. Мы с ним знакомы с 2006 года, играли вместе рок-н-ролл: я играл на барабанах, а он пел. С нами на гитаре играл и художник по куклам – Сергей Поляков, он делал куклы уже для нескольких спектаклей. То есть это все мои старые друзья.
Ксения – моя жена, поэтому мы 24 часа в сутки вместе, если только кто-то из нас не на сессии. Мы ведь оба параллельно театральной работе еще и учимся заочно: я изучаю режиссуру в Самаре, она – режиссуру театра кукол в Санкт-Петербурге.
- Планируются ли спектакли в других городах? Насколько вообще в нашей стране востребован такой, некоммерческий театр?
- Проблема негосударственных театров в том, что они, кроме себя самих, никому не нужны. Государство, муниципалитет никакого внимания не обращают, им все равно. И вопрос тут не в организации собственно театра – ИП, НКО, ООО, а о том, что всем на это наплевать. И люди, которые занимаются негосударственным театром (я просто не люблю слово «частный») – это подвижники, фанаты, преданные этому искусству. Они сдохнуть готовы, они не могут этим не заниматься, поэтому работают на двух табуретках и одном столе, тащат последнее из дома, чтобы сделать спектакль. Это как музыканты, которые последние деньги тратят на аппаратуру, запись, инструменты... То есть нужно настолько любить свое дело, чтобы без этого невозможно было жить. Вот что меня заставило, будучи колясочником – да сиди ты дома, смотри телевизор! – ставить какие-то спектакли?
- Кто-то может предположить, что это способ отвлечься и не сойти с ума...
- Мы порой ездим за 900 километров. Такое развлечение, знаешь... энергозатратное. И финансово затратное тоже – ведь бывает, что денежного «выхлопа» вообще никакого, в минус уходим. С Волгоградской, Ульяновской, Пензенской, Самарской областями у меня отношения складываются гораздо лучше, чем с Саратовской. С одной стороны, это обидно. С другой – это заставляет думать, что пора искать город, где мой театр будет востребован, если в нашей области это никому не нужно. У нас есть детский театр «Планета Карамелька», есть «Аффект», есть «Грани», «Подмостки» - всем сложно. У меня нет к ним никакой ревности, я всем желаю только успехов. Потому что на своей шкуре знаю, насколько это тяжело.
Пробиваться очень трудно, народ стал очень апатичный. Упала покупательская способность – я считаю, что зрителя сначала надо накормить, а потом уже ему рассказывать о великом искусстве. А когда человек работает на двух работах, чтобы элементарно выжить и прокормить семью, то здесь о каком-то культурном уровне речи уже быть не может.
- Вспоминается известная фраза «Художник должен быть голодным». Если художник голоден, он думает о еде, а не о творчестве...
- Да, конечно. Самая главная для меня проблема – совмещая должность режиссера и директора, да еще и играя на сцене, приходится распыляться. Административная, менеджерская работа отнимает много времени и сил. Тебе нужно репетировать, сочинять спектакль, придумывать мизансцены, свет – а тебе некогда этим заниматься, надо контролировать, чтобы афиши и билеты дошли из пункта А в пункт Б, звонить и узнавать – продано – не продано, найти водителя, оплатить дорогу, заправиться, купить поесть, отправить отчеты в налоговую, в министерство юстиции, нужно вести соцсети, потому что сейчас вся жизнь переместилась туда, и если тебя нет в социальных сетях, то тебя нет в принципе. Можно поставить гениальный спектакль, но если об этом нигде не написано, нет фотографий и так далее – все это на следующий же день забудется. Кстати, хочу поблагодарить «Репортер64», нашего информационного партнера. Без поддержки развиваться очень трудно.
- Как же ты тогда справляешься, хотя бы финансово? Вот сегодня на спектакль был свободный вход, то есть прибыли никакой. Есть какие-то спонсоры?
- Эти гастроли делал я. Просто мы организовывали тур по городам Московской области, и между ними поставили спектакль в Москве. Но сделав хорошую презентацию здесь, показавшись столичному жителю (гораздо более искушенному и перекормленному) – может быть, можно уже будет связаться и с саратовскими учреждениями... У нас же есть филармония, консерватория, музыкальное училище, в Вольске, в Балаково тоже есть училища – может, там будет это интересно?
- Тебя не смущает камерность твоего театра?
- Нет, мне, наоборот, это нравится. Кукольные спектакли вообще лучше играть на маленьких площадках – до 80 человек, не больше. Вот сегодня в спектакле была сцена с куклой. Это же было круто? Потому что близко. А представь, если бы ты сидел на 15 ряду? Что бы ты увидел?
Чем хороши камерные площадки – не нужно форсировать, горлопанить, ты видишь глаза артиста, видишь, как он работает. На большой сцене – немножко другой способ существования. Там нужны очень дорогие декорации, шикарные костюмы, свет. У нас нет такой возможности и не будет.
Беседовал Дмитрий Маркин