В современном мире с его динамичным развитием и бесконечными переменами постоянство становится редкостью. Тем ценнее бывает встретить человека, для которого верность однажды выбранному пути стала главным жизненным принципом.
1 октября музыканту Валерию Федорову, всю жизнь посвятившему Саратовскому театру оперы и балета, исполнилось 80 лет. Символично, что его день рождения приходится на празднование Международного дня музыки – с кем же, как не с музыкантом, пообщаться в преддверии этого праздника?
- Валерий Дмитриевич, как вы начали заниматься музыкой?
- Это было в послевоенное время в Донецкой области. Мне было 11 лет, и старшие товарищи, как обычно в те времена, ходили на демонстрации, где играли духовые оркестры. Я всегда приходил туда раньше всех, ждал, когда кончится мероприятие, чтобы взять инструменты и отнести их обратно. И по дороге я пытался дуть в них – меня ужасно тянуло к духовым инструментам. А потом чисто случайно я узнал, что в Доме пионеров организовали детский духовой оркестр. Я пришел туда, нашел руководителя этого оркестра – его звали Петр Ильич, а мы его называли «Петр Ильич-почти Чайковский» - и сказал: «Возьмите меня, я очень хочу!». Но оркестр был уже набран, и Петр Ильич спросил: «А на барабанах будешь играть?». Я сказал, что готов играть на чем угодно, лишь бы меня только взяли.
И он дал мне малый барабан, но палочек к нему не было – их я должен был сделать сам. Мне показали в качестве образца какую-то палочку, я пришел к дедушке и попросил сделать что-либо подобное. И вот на этом малом барабане я что-то пытался делать. А через два месяца кто-то из ребят ушел, и освободился альт – я ухватился за него. Время шло, инструменты менялись: школу я заканчивал уже тубистом.
А сразу после экзаменов меня, как и весь класс, забрали в армию – наверное, это было связано с венгерскими событиями… И я попал в Венгрию, а после окончания тех событий отслужил в военном оркестре. Там тоже начал с тубы, потом перешел на баритон, и закончил службу уже тромбонистом.
Ну а после армии я поступил в Белгородское музыкальное училище, по окончании которого в 1965 году пришел учиться в Саратовскую консерваторию. И с первого курса я работал в эстрадном оркестре кинотеатра «Победа», откуда в 1968 году и перешел в оперный театр. С тех пор и не расставался с театром – когда пришлось оставить тромбон, стал работать в театральном гараже. Из театра я уйти не могу – это для меня родной дом, я его знаю, как свои пять пальцев.
Конечно, эстрада и симфонический оркестр, тем более театральный – это разная специфика. Ведь если оркестр филармонии исполняет в основном концертный симфонический репертуар (и при этом концерты бывают не каждый день), то театральный оркестр – это и спектакли, и симфонии, и многое другое. Мне кажется, это очень интересная работа.
Поэтому я к театру, что называется, прикипел. И до сих пор там работаю. Кстати, интересно, что на моей памяти сменилось шесть или семь директоров театра, а вот главный дирижер – Юрий Леонидович Кочнев – работает уже больше сорока лет. Это уникальный случай для художественного руководителя – обычно они меняются каждые несколько лет, потому что начинают повторяться. Такое творческое долголетие встречается крайне редко.
- А кто более всего запомнился из музыкантов, с которыми пришлось работать?
- Когда я пришел в театр, в оркестре работали очень доброжелательные люди. Было много фронтовиков. Был тромбонист Валентин Олиневич, который всю жизнь отдал театру, трубач Владимир Дмитриенко и Владимир Колыбельников, прекрасные певцы Ольга Бардина, Юрий Попов, Александра Рудес – когда их слушал, мурашки бегали по коже. Как можно было уйти из театра, когда была возможность слушать таких артистов?
Старшие коллеги, конечно же, помогали – ведь из-за одного новичка никто не будет устраивать дополнительную репетицию. В обычном симфоническом оркестре все более устойчиво: скажем, темп произведений редко меняется, и все происходит по воле дирижера. А в театре все зависит от певцов, солистов. Почему музыканты из оперного театра часто выручают заболевших коллег в филармонии, а обратная ситуация бывает редко? Потому что с этим могут справиться только те, кто уже знает театральный репертуар.
Конечно, сначала было трудно – требовалось колоссальное внимание. Ну а потом потихоньку осваиваешься и начинаешь уже сам подсказывать тем, кто пришел после тебя.
Сейчас многое поменялось. Музыканты-фронтовики, о которых я упоминал, всегда приходили задолго до спектакля и повторяли свои партии, хотя, разумеется, давно уже знали их в совершенстве. А сегодня – другое отношение и к театру, и к работе вообще. Может быть, тогда больше любили театр…
- Какая музыка из театрального репертуара оказалась вам ближе всего?
- Конечно, это Верди, все его оперы идут и будут идти, наверное, всегда. Чайковский. Неизгладимое впечатление оставило «Болеро» Равеля – исполнение соло из этого произведения неизменно является частью прослушивания тромбонистов при приеме на работу. Всего не перечислишь – я отработал в оркестре более 30 лет.
- Вы ведь и женились тоже в театре?
- Нет, не в театре. Со своей женой я учился в Белгородском музыкальном училище, она - альтистка. Закончил раньше, чем она, приехал поступать в консерваторию, потом поехал к ней в Киев (она оттуда родом), и мы расписались. В Саратов она приехала, когда я уже был на втором курсе, и устроилась на работу в оркестр филармонии. А так как остро стоял квартирный вопрос, мы в 1972 году поехали на гастроли в Киев, и в эту поездку взяли несколько музыкантов из филармонии, в том числе и мою жену. Отработали гастроли, и наш дирижер – Владимир Михайлович Горелик – подошел ко мне и сказал: «Давай твою жену возьмем в театр, тебе легче будет получить квартиру». Так она перешла в театр и работает в нем по сей день.
Наша дочка Неля тоже закончила Саратовскую консерваторию, она работала в Москве в хороших оркестрах – у Вероники Дударовой, Светланы Безродной, а потом уехала в Америку. Там у нее семья, работа (тоже в оркестре). Внук мой – Илья – в этом году поступил там в университет на дизайнера. Кроме того, он очень хороший художник. Его картины покупают местные галереи. Мы с ним, кстати, родились в один день.
- То есть внук все-таки решил не продолжать музыкальную традицию?
- Пока он был маленьким – конечно, он слышал музыку, впитывал. Когда он учился – в Америке каждый студент играет в оркестре на каком-нибудь инструменте, всего несколько оркестров из разных классов. Он играл на флейте, на трубе. Но… в итоге выбрал другой путь.
- Что бы вы могли сказать тем молодым людям, которые намерены пройти путь, подобный вашему?
- Сейчас для музыкантов довольно трудное время – в материальном отношении. А профессия наша – сложная. Надо вложить очень много труда. Чтобы идти в эту профессию, нужно сильно ее любить и уделять ей очень много времени, иначе все бесполезно. Я вспоминаю свой путь – иногда в день бывало по десять часов только игры на инструменте. А иначе никак: будешь жалеть себя – ничего не получится.
Ведь смотрите: человек заканчивает музыкальную школу, поступает в училище – уже надо пройти один отбор. Затем идет в консерваторию – опять отбор. Идет на работу в оркестр – тебя опять прослушивают. И везде нужно доказывать, что ты на что-то способен как музыкант. Получается, в оркестры попадают лучшие из лучших.
Дмитрий МАРКИН